«Мне не нравится. Нет. Нет... но, может быть, неудачные ракурсы на фотках. Отторжения не вызывает, надо сказать, но непривычно. По-моему, немного карикатурно. Параллелограмм получается, а не лицо. Странный какой-то. Не самый ужасный памятник, но какое-то немного смешное чувство от него. Отчасти – из-за сделанного с таким натурализмом шарфа…».
Это мнения разных людей, высказанные в блоге о макете будущего памятника Борису Пастернаку, работы московского скульптора Елены МУНЦ, который уже сегодня «украшает» сквер у оперного театра. Надо ли говорить, что в новостях хоть местных, хоть федеральных подан – как единственный и неповторимый. Мол, больше нету в России. Только на кладбище, где похоронен поэт.
Кстати, насчет нету, так это как минимум неправда. Вон, в квартале от сквера, у ресторана «Живаго» – то ли в память, то ли в насмешку над творчеством писателя – тоже бюст Борису Леонидовичу. Зато, боже мой, какая помпа, какие фанфары про новый. «В Перми появился единственный в России памятник Пастернаку». Ни больше, ни меньше.
Сейчас, за несколько дней до открытия (от ред.: статья сдана
10 июня), огороженный оцинкованной гофрой, он производит странное и жалкое впечатление. И не факт, что после конъюнктурного открытия в 10.30 утра пятницы 12 июня ощущение изменится. Скорее даже нет, потому что забор скрывает не так уж много.
Еще с центральной аллеи можно видеть его профиль, куда (уж простите, господа чиновники, остановившие на нем свой выбор) более напоминает иллюстрацию к этапам эволюции человека из учебника биологии, нежели черты действительно великого поэта. Рамапитек? Питекантроп? Непознанная ветвь эволюции.
В версии Рудольфа ВЕДЕНЕЕВА, чья работа тоже рассматривалась, как вариант для этого памятника, выглядит как минимум человечнее, хотя на мой личный вкус – не то. Но пермскому градостроительному совету, естественно, виднее.
«Работа столичного автора была одобрена членами совета, тем более что и родственники писателя также отдали ей предпочтение», – читаем на сайте администрации. И не задаемся вопросом, а стоило ли сомневаться. И тем более не задаемся, почему не спросили самих пермяков, которым ходить и любоваться. Ведь это же нормально – представить проект на публичное рассмотрение. Ответ очевиден.
Но тут, справедливости ради, скажу, что нам все же больше повезло, чем москвичам, которым приходится как-то мириться с изваянным ЦЕРЕТЕЛИ Петром Великим. И все же первое общее впечатление – отторжение. Которое, чем внимательней разглядывал «первый и единственный», тем сильнее становилось. И первая мысль была весьма однозначна: «А на Южном кладбище некоторые надгробия похудожественнее будут». Тем более, что атмосфера же, которую создает очередная «гордость нашего города», – кладбищенская вполне отчетливо. Постамент – плохо обработанный четырехгранник невыразительного гранита, с обколотыми ребрами и следами от сверл (некогда очень модный стиль в индустрии надгробий). Посередине – топорно врезанная бронзовая табличка с поименованием персоны. Наверху – собственно бюст – «предок человека» в профиль и румяный мальчик анфас.
«Создавая памятник Пастернаку, мне хотелось, чтобы это был образ светлой печали с толикой детскости, – сказала в одном из интервью автор скульптуры. – О Пастернаке говорят, что в его глазах было предчувствие необратимой беды. Я же хотела передать его жажду к жизни и какому-то легкому порыву. Конечно же, я отобразила раннего Пастернака, совсем юного. Тогда в Перми он был на перепутье, выбирая между поэзией и музыкой. Пастернак смотрит как бы через плечо, как будто хочет что-то сказать. Этот жест прошел через всю его жизнь. У меня этот поворот ассоциируется с изгибом шеи, как у коня в скачке».
Спорить со скульптором я не стану. У г-жи Минц – свое мнение, у меня – свое. Так что никакой особой светлой печали я не обнаруживаю. Вот шарфик, правильно замеченный кем-то из блоггеров, – да. Он-то и наталкивает на мысль о чрезмерной, приторной конъюнктурности работы. А также мысль о спешке и неуважении к нам, горожанам, людей, стремящихся утыкать Пермь невеликого достоинства уличным искусством.
Зато «дом Лары» взяли и сломали, несмотря на протесты культурной общественности. Старую Пермь вообще вытесняют, либо реставрируют «до основанья, а затем». Скоро совсем ничего не останется от города, давшего жизнь книжному Юрятину.
Как ничего не осталось от современного Пастернаку памятника архитектуры – здания старого пивзавода по Сибир-ской. Ничего, кроме разрушающейся фасадной стены, под прикрытием которой фирма Б.С.Т. возводит очередной то ли деловой, то ли офисный центр. И это тоже – с днем рождения, любимый город, – встретимся на кладбище.
А вот градостроительному совету, пермским художникам (мнением поделился Равиль ИСМАГИЛОВ), а также потомкам поэта бюст понравился. Почему бы и нет. Тем более, что в гипсе и без уродливого постамента он действительно неплохо смотрится в определенных ракурсах. И более того, смотрелся бы еще лучше, если бы автор сделал фигуру в рост. Как будто человек шел по парку и остановился, задумался, полуобернувшись. И ощущения нового некрополя не возникало бы.
