В Пермском театре драмы поставили «Чайку».
Премьера для знающих...
Ольга Дворянова
Обычно когда какой-нибудь режиссер берется ставить чеховскую «Чайку», ему необходимо выяснить для себя два основных вопроса: во-первых, кто талантлив, а кто бездарен - молодое поколение или взрослое и, во-вторых, кого (или что) символизирует подстреленная Треплевым чайка. «Чайка» тем и хороша, что является пьесой интерпретаций. В «Чайке» Бориса МИЛЬГРАМА тоже можно найти ответы на эти, казалось бы, фундаментальные литературо-театроведческие вопросы, но, к счастью, здесь они не главные.
Понятно, что Заречная (Ирина МАКСИМКИНА), этот нежный ангел, просто не может быть бездарной актриской. Она, безусловно, талантлива и, без сомнения, когда-нибудь станет большой актрисой. Треплев (Вячеслав ЧУИСТОВ) - тоже талантлив или, по крайней мере, человек нового времени, чувствующий ломку старого языка одновременно с разрушающейся культурой. Тригорин (Игорь ШУШПАНОВ) - лжив, безволен рядом со своей блистательной во всех отношениях супругой. Аркадина (Елена СТАРОСТИНА), возможно, эффектная актриса, но насквозь состоящая из дурных актерских штампов, которыми частенько пользуется и в приватных жизненных ситуациях.
Все это может быть так или диаметрально противоположно - по большому счету не так уж важно. Что касается чайки как символа, то погубленная жизнь здесь - у Треплева.
Борис Мильграм поставил спектакль о любви. Он - о тех несовременных ныне чеховских героях, которые все еще стреляются из-за любви (или ее отсутствия), жизнь которых без нее становится адом, жизнью после жизни. Сегодня, когда можно поменять не только жену, любовницу, мужа, но и пол, цвет кожи, национальность, уехать жить в другую страну, - тот старомодный образ жизни глубоко трогает. Для убедительного еще-раз-доказательства несложного тезиса, что любовь - единственная вещь, ради которой стоило бы жить, жертвовать, режиссер вместе с художником Игорем КАПИТАНОВЫМ создают - по числу частей спектакля - разные модели театра и соответственно мира: театр, сон, реальность и жизнь после жизни.
Режиссера неизбежно будут обвинять в эклектике, расчете на попсовость, а припомнив сцену, когда Костя Треплев смачно плюется (на академическую-то сцену!) - явном переборе (а может быть, и в недостатке вкуса). Несмотря на весьма различимый недовольный ропот в зале, Мильграм этой мизансцены не изменил (чем у автора этих строк, который долго думал, как к этому относиться, вызвал еще большее уважение).
Кажется, Борис Мильграм напридумывал к бессмертной пьесе Чехова все, что он знает о театре в принципе. Нежелание от чего-то отказаться растянуло спектакль почти на четыре часа, и не каждый сумел выдержать такой напор фантазии, вопиющей эклектичности театрального языка режиссера и не ретироваться после первого действия. (Кстати, перед началом «прогона» режиссер предупредил, что, мол, кому не понравится, могут потихонечку выходить из зала.) Но напрасно!
Каждое действие мильграмовской «Чайки» - это спектакль в спектакле, о каждом из которых хочется поделиться в самых мелких подробностях. Приведем только один пример. Спектакль начинается с флирта-удирания Маши (Татьяна ПОПОВА) от нудного ее поклонника - учителя Медведенко (Анатолий СМОЛЯКОВ). Эта совершенно бессловесная беготня длится не менее пяти минут сценического времени! Вышедшая как будто из фильмов Алексея Учителя Маша-Попова - одна из лучших ролей в спектакле. Это своеобразный эпилог к психологическому чеховскому театру с длинными паузами, жизненной и психологической достоверностью, затянутыми монологами.
Большое удовольствие доставил поставленный Треплевым домашний спектакль, грешащий разного рода «проколами», свойственными самодеятельному театру. Впрочем, чуть неловко было за Треплева-Чуистова, весь первый акт продержавшего руки в карманах. Что это? От зажатости артиста, или задумано так? Но очень хотелось, чтобы он их поскорее вытащил.
На своем месте оказались и Владимир ДРОЗДОВ в роли Сорина (двадцать лет не выходивший на сцену драмтеатра), очень подходящий на роль премилых чеховских старичков, и Дорн (Виктор САИТОВ), слишком похожий, правда, на доктора из «Дяди Вани», которого замечательно играет Кирилл Лавров.
Второй акт - постмодернизм в чистом виде. Ирония, игра, цитирование - от опер «Фауст» и «Травиаты» до «Спящей красавицы» и «Лебединого озера». Реверанс балету был сделан еще в самом начале, когда Заречная вышагала на сцену на пуантах. Сейчас она в неимоверно красивом розовом платье выезжает на цветочной колеснице и то и дело по-балетному складывает руки.
Убитый горем Треплев является в лосинах, шляпе с пером, держа ружье и дохлую птицу, как принц из «Спящей красавицы», и фальшивыми балетными па изображает театральную смерть. Тригорин-Шушпанов так вообще прогуливается по саду в костюме Гамлета, решая, должно быть, вопрос приударить за Заречной или не приударить.
И все эти оперно-балетные заимствования (а что вы хотите: в балетном городе они близки и понятны каждому!) триумфально венчаются… битловским Yesterday, спетым в микрофон, выползшим на сцену, как змея из-под ног. Не пропадать же певческим талантам артистов, приобретенным при подготовке мюзикла «Владимирская площадь»!
После игры, блеска, любви, обольщения, веры, надежд наступает, как это водится, реальность, когда все перечисленное рушится. А «Чайка» превращается в черно-белый символический спектакль с мучительными разборками между персонажами.
В последнем акте артисты сыграли чуть ли не древнегреческую трагедию с темой смерти и любви. В глубине сцены появляется «Оркестрик» Андрея ГАРСИА. Все персонажи, кроме Треплева, приобрели неземные интонации. Старому-большому брату Аркадиной Сорину приготовили не постель вовсе, а могилку; с Медведенко, которому предстояло всего-то шесть верст до дома дойти, обитатели этого странного дома попрощались, как навечно, а тривиальная игра в лото превратилась чуть ли не в спиритический сеанс. Судьба каждого из персонажей действительно видна в этой сцене.
Судя по костюмам Аркадиной и Тригорина - они эмигрируют, а Маша, как это водится от несчастной любви, будет бороться за свои права и запишется в революционерки-феминистки. Что стало с остальными героями - и так понятно.
Спектакль длинный, местами скучный, затянутый, временами смешной, часто очень красивый. За неполные четыре часа, которые он длится, не покидает ощущение, что проживаешь целую жизнь. И не знаешь, кому за это спасибо сказать: то ли Мильграму, то ли Чехову?
Премьера для настоящих...
Борис Каэсин
Пермь, 23 февраля, 18.50. К монументальному замку пермской драмы нескончаемым потоком следуют автомобили иностранных и отечественных производителей. Площадь перед театром блещет топ-моделями автопрома - как будто и не премьера «Чайки», а годовое собрание «ЛУКОЙЛ-Пермь».
18.55. В вестибюле - легкое потрескивание - искрятся, «звездят» знаменитости местного масштаба. Запомнившийся пермякам по еженедельному мельканию в «рыбный день» на ТВ Игорь ГЛАДНЕВ, ныне директор, - у входа. Сначала даже подумалось, что с целью экономии бюджетных денег сам вышел билеты проверять.
19.00. Надрывается третий звонок. Публика, не очень-то обращая внимание, вальяжно следует в зал и занимает места. Известных людей действительно много. Худруки конкурирующих организаций - Сергей ФЕДОТОВ (театр «У Моста») и Михаил СКОМОРОХОВ (ТЮЗ). В проходе пара телекамер. Кто-то пошутил: «На таком миру и смерть, конкретно, красна».
19.07. Борис МИЛЬГРАМ осмотрел зал и, вздохнув, дал знак - «поехали».
19.10. Хорошая находка с тапером и началом: Видно, что режиссер работал с актерами.
19.35. …Интересно, можно ли спать сидя, не мешая соседям?
19.40. …Как тянется время: На потраченные деньги можно было бы…
19.45. …Интересно, во сколько обошлась постановка? С соседом прикинули: на запуск нового спектакля - не меньше 1 500 000 рублей.
19.50. …Прикинули с соседом когда же антракт: не скоро…
19.55. …Девушка из первых рядов ушла и так и не вернулась…
20.00. …Все-таки какая несправедливость - на первом ряду в центре с самого начала пустуют два места. Явно для первого лица области. Он не пришел, значит его по-честному предупредили, что ходить не стоит, а другие как дураки купили билеты…
20.10. Вспомнил! Год назад в Питере удалось попасть на спектакль театра Ленсовета, одного из главных поставщиков актеров в ново-русские сериалы. Глядя в программку, я тоже успокаивал себя - ну, здесь на самом деле должен играть другой, он занят на съемках, а тут партнерши просто не притерлись, а тут им самим скучно...
20.20. …Интересно, как режиссер хотя бы для себя охарактеризовал жанр изливаемого на нас действа? А по телевизору сейчас: О! точно! Это же оттуда! Жанр называется КВН. Сборная солянка. Только уровень - отборочный тур Третьей лиги Ленинского района. Рваный темп, какие-то эпизоды просто блестящие, но в целом все как в космосе - яркие вспышки таланта - звезды, эффектные кометы - эпизоды, множество планет и астероидов на фоне - декорации, но в основном - глубокий вакуум...
Подсветка в часах села: Откуда в «Чайке» битловский Yesterday? да еще с рязанско-пермским акцентом? опять КВН? Представим себе Катерину из тюзовской «Грозы», поющую на авансцене Every night in my dreams из «Титаника» или, на худой конец, у-мостовскую Панночку, поющую что-нибудь из репертуара Мэдсена. Какая-то ерунда получается. А с другой стороны все же понятно - музыкой-то Андрей ГАРСИА занимался, надо же было его куда-то вставить. А то получится так, что в программке упомянули, а ни одного музыкального изыска. Да и зрителю перед антрактом намекнуть, что, может, во втором действии будет что-то интересное.
Антракт. «Как много в этом слове…». Сергей Федотов блистает взором и с плохо скрываемой радостью рассказывает в микрофон что-то комплиментарное в адрес коллег, буквально купаясь в потоке зрителей, покидающих театр. В раздевалке - очередь.
Буфет, привычно оживленный обсуждением и впечатлениями. Неловкая полутишина. Юноша лет 12-ти на вопрос «О чем пьеса?» получает от родителей соответствующую моменту МХАТовскую паузу, а потом что-то невнятное на счет «новых форм». Мама юноши, слегка краснея, торопливо переводит разговор на выбор между «пепси» и «фантой».
Внушительная часть зрителей пыталась поддержать смысл присутствия в храме культуры употреблением напитков, подходящих для бутербродов с семгой и икрой.
И снова туда: То ли восприятие притупилось, то ли последовали новые вводные, но второй акт был более традиционным и спокойным. Конечно же, снова не обошлось и без любимой режиссером студенческой самодеятельности. Такое впечатление, что он не знает, что делать с большой сценой.
Финальные титры. Видимо, с целью успокоить тех, кто уже думал, что зря пошел на премьеру «Чайки» вместо «Турецкого Гамбита». Хотя бы какое-то подобие кино. Уже виденная неловкая тишина в холле. Вроде актеры работали. Режиссерская рука тоже заметна местами, а благодарить не за что.
Премьера должна сильно порадовать конкурирующие фирмы. Драма, похоже, так и осталась не более чем номинальным символом театральной Перми.
Для настоящего мужчины вечером 23-го февраля остаться в состоянии сесть за руль, самостоятельно передвигаться, особенно когда этот день впервые объявлен выходным, - уже поступок, близкий к героическому. А если его еще и на Чехова потянуло, то сравнить его любовь к театру можно только с профессионально спрятанной болью в глазах гардеробщиц и билетеров, провожающих уходящих в антракте зрителей
